Антонина Михайловна и Ира приехали в Вологду 26 января 1942 года. В тот же день на глазах у дочери мать прямо на вокзале умерла от истощения. Ирину отправили в детский дом, откуда позже ее забрала тетя.

В марте 1942 года от дистрофии умер 24-летний Леонид, который до последнего работал на Адмиралтейском заводе. В дневнике появилась новая запись: «Лёка умер 17 марта в 5 час утра в 1942 г.». Весной от истощения умерли братья отца, дядя Вася и дядя Леша. Умер Кютинен Даниил Иванович от истощения 3 февраля 1942 года в возрасте 59 лет прямо на работе. Умер, но не съел ни грамма выпекаемого хлеба. Похоронен на Шуваловском кладбище. Был пекарем, в годы блокады выпекал блокадный хлеб. Умер от истощения 3 февраля 1942 года в возрасте 59 лет прямо на работе. Умер, но не съел ни грамма выпекаемого хлеба. Похоронен на Шуваловском кладбище.

Про ... Пекарь блокадного Ленинграда, умерший от истощения

О том, что творится на фронтах, Злобин мог узнавать только от новоприбывших товарищей по несчастью, но зато он анализировал информацию, передавал её читателям в неизменно оптимистичном тоне. Нашли отражение на листочках и события, происходившие в лагере. Из переписки Злобина с друзьями известно, что он создал три экземпляра газеты, но известен лишь один. Листочки передавались из рук в руки, читались тайком, чтобы не заметила охрана. Рукопись оформлена как советская газета того времени, первый номер «органа советской совести и непроданной чести» начинается очень патриотичной вступительной статьёй. Издание, совсем как печатное, разделено на рубрики, колонки. Одна из заметок в разделе «Хроника» саркастически гласит: «Рабочая команда из санитаров отправляется в Нижний лагерь насыпать холм и обложить дёрном могилу 700 человек, убитых за то, что они были слабыми и не могли идти этапом. Холмик, дёрн, большой крест… Какая арийская цивилизованность! Редакция от души желает им успеха. Сообщают, что из городской постоянной команды в 30 человек бежали 26.

Осталось 4». Сам Злобин готовил побег весной 1942 года, но по доносу главного врача был отправлен в концлагерь Цейнтхайн в Германии. Там он находился до октября 1944 года, причём вновь возглавил подполье. После разоблачения его вместе с тяжелобольными этапировали в польский лагерь недалеко от Лодзи, который освободили в январе 1945 года. На обеих сторонах рукописного издания изложены правдивые истории свидетеля событий, которые позволяют представить, что творилось в лагере, как там выживали. Мы читаем об ужасающих событиях, которые в то же время изложены с горькой иронией и сарказмом. Сам факт существования этой газеты подтверждает, что люди не были сломлены, хотя ежедневно вокруг умирали сотни пленных. Каждую минуту чувствуйте себя гражданами СССР и держитесь так, чтобы каждый товарищ мог вами гордиться! Тексты рукописного издания явно дают понять, что негодование публициста вызывают даже не столько захватчики-немцы, сколько те, кто, «наскоро попрятав партийные билеты ВКП б и изобразив восторженное ликование по поводу плена, дали право немцам считать, что весь наш народ ради спасения шкуры и за ложку топленого масла кстати — награбленного у нас же , отречётся от родины и станет изменником».

Не жаловал автор и перебежчиков: «Недавно к нам в госпиталь прибыли больные из числа пленных, бывших на работах в прифронтовой зоне. Один из них, когда мы несли его на носилках, сказал нам, что он перебежчик, и спрашивал, кому подать заявление об особом перебежческом пайке. Подлец не понимал, до чего он глуп и смешон… Не дождавшись господской подачки за измену, бедный дурак скончался». Степан Павлович Злобин после войны написал книгу «Пропавшие без вести». Она была издана в 1962 году с посвящением: «Людям моей судьбы. Неугасимой памяти погибших. Чести и мужеству тех, кто выстоял». Напечатать главы из этой книги раньше в журнале «Новый мир» не удалось. Рукопись конфисковали особисты и вернули автору только после смерти И.

Книга во многом изменила отношение к военнопленным. Уроженец г. Умер в плену от множественных огнестрельных ранений. Уроженец д.

Но летом 1941 года фашисты подошли вплотную к нему, старшие научные сотрудники Абрам Яковлевич Камерз и Ольга Александровна Воскресенская начали эвакуацию образцов в Ленинград. Выкапывали кусты, которые успели дать клубни, вывозили их в хранилище совхоза "Лесное" краеведам это место известно как "Дача Бенуа". Осенью Абрама Камерза призвали на фронт.

Эстафету подхватил сотрудник отдела корнеплодов Вадим Степанович Лехнович, муж Ольги Воскресенской оба на фото... Супруги, жившие в скромной квартире на Некрасова, пришли в науку разными путями. Ольга Александровна родилась в 1904 году родителей не знала, воспитывалась в детском доме. После школы поступила в Ленинградский государственный университет на биологический факультет, в 1930 году пришла в институт растениеводства стажером. Вадим родился в 1902 году в институте растениеводства работал с первых лет его создания. Ездил в экспедиции с Николаем Вавиловым, изучал семеноводство, методики хранения овощей. В заблокированном Ленинграде супруги каждый день тратили полтора часа, чтобы пешком дойти до института и вернуться домой.

В какой-то момент, ослабленные голодом и холодом, решили ночевать на рабочем месте. Спали в подвале института. Но если осенью и зимой все мысли были заняты спасением коллекции от крыс, весной 1942 года на первый план вышла новая проблема: как высадить образцы в грунт. Площади под посадку искали по всему городу - скверы, парки. К работе подключились ленинградские совхозы и просто ленинградцы. Всю весну супруги вели курсы для горожан, учили, как быстрее и с наименьшими усилиями получить урожай картофеля. За три месяца они прочитали 45 лекций, подготовили на курсах 841 "картофелевода".

Сами регулярно обходили засаженные участки, консультировали горожан, работавших на грядках. Беда пришла откуда не ждали: из-за травмы головы Воскресенская стала катастрофически терять зрение. Но цель была достигнута: осенью 1942 года блокадные ленинградцы собрали урожай картофеля. Институт оставил себе только необходимые для науки образцы клубней. Все остальные пошли в столовые и спасли тысячи людей. После прорыва блокады сотрудники стали систематизировать образцы картофеля, которые удалось сохранить Воскресенской и Лехновичу. Ольга Александровна, окончательно ослепшая, смогла восстановить их на ощупь...

Специалисты нашей страны знают Ольгу Воскресенскую как главного автора масштабного труда "Культура картофеля", заложившего основы современного картофелеводства. Она умерла 3 марта 1949 года. Вадим Лехнович продолжал работать в институте, стал автором ряда научных статей и практических сборников для садоводов. Скончался Вадим Степанович в 1989 году. ПОСТ N1 Ключ без права сдачи Главный хранитель коллекции Рудольф Кордон дневал и ночевал в институте до самого прорыва блокады Когда первая группа сотрудников ВИРа во главе с директором уехала в эвакуацию, ответственным за сохранение коллекции назначили Рудольфа Яновича Кордона, старшего научного сотрудника отдела плодово-ягодных культур. Первым делом он утвердил строжайший порядок посещения семяхранилища. Все двери в помещения, где находились образцы, закрывались на два замка и опечатывались сургучной печатью.

Ключи хранились у дежурного по институту в опечатанном ящике, а ключ от входной двери был всегда у Кордона. Заходить в помещения с образцами сотрудникам разрешалось лишь в исключительных случаях. О выносливости Кордона ходили легенды. В институтской группе самообороны МПВО еженедельно менялся состав: бойцы болели, падали от усталости, умирали. Всех подменял Кордон. После 17 февраля 1942 года, когда большая часть оставшихся сотрудников была эвакуирована, в здании на Исаакиевской площади остались 18 человек. Девять из них вскоре выехали вслед за коллегами.

Рудольф Кордон был одним из тех, кто находился в здании до самого прорыва блокады.

Способное быть каким-нибудь топливом теоретически все содержащее водород, углерод, либо горючую серу подвергали лабораторным и технологическим испытаниям. В 1942 году котельные бань, прачечных, больниц, хлебозаводов и просто заводов и фабрик получили и сожгли 200 т каменноугольной смолы, 2000 т отходов резины, 200 т угольной пыли, 500 куб. Конечно, в виде выверенной смеси компонентов, при тщательном инструктировании персонала котельных — этих героических стражей тепла, которым — по официальным правилам на военное время — и при сигналах воздушной тревоги полагалось оставаться на местах, не принимая иных мер, кроме снижения до минимума давления в котлах. Более того, пункт III этих Правил гласил: «При нападении противника на территорию расположения котельной — котельные во всех случаях работу не прекращают». Особая гордость руководителей ТЭУ — обнаружение бросовых залежей «прудов» в районе завода им. Шаумяна, Фарфоровского поста и Петровской косы кислого гудрона, оказавшегося пригодным и к прямому сжиганию в топках в 1942 году — 1030 тонн , и к переработке в сжиженный газ и даже бензин. Не имея проектов, смет, чертежей, многих остродефицитных материалов, знающих дело людей «впервые производилась газификация кислого гудрона, впервые в Ленинграде получали промышленный жидкий горючий газ для заправки автомашин» , ТЭУ сумело организовать разработку «прудов» гудрона, пустить ретортную печь и восстановить коммуникации переданного ему Газового завода Политехнического института. Начальная мощность завода — до 5 тысяч кубических метров в сутки, равная выпуску 5 тонн бензина в сутки — по меркам 1942 года впечатляла.

Не случайно год спустя, представляя уже снятого с должности начальника ТЭУ А. Цветкова к медали «За оборону Ленинграда», конкретным примером его заслуг назвали организацию производства 500 тонн синтетического бензина. Неумолимое приближение нового отопительного сезона подвигло бросить все силы на реализацию еще одной идеи: организовать месячник по массовой сломке на дрова деревянных домов с привлечением населения. Расчет из половины: половину полученных дров — себе, с доставкой транспортом организаторов, половину в общегородской фонд. В месячнике участвовало свыше 200 тысяч горожан. С сентября по декабрь1942 года они заготовили 1165 тыс. Начинались морозы, и МПВО разрешили ломать дома с помощью взрывчатки… Главное и определяющее событие первой половины 1943 года, конечно же, — прорыв вражеской блокады. Восстановилась, хоть и суженная, трудная, но все-таки почти полнокровная транспортная связь со страной и районами Ленинградской области по железной дороге и водным путям. Больше внимания стало к нуждам топливоснабженцев и энергетиков.

Увеличили и само Топливно-энергетическое управление. В его руководство ввели старшего инженера-теплотехника по перспективным вопросам топлива и энергетики. В Оперативном отделе по дровяному и угольному топливу, кроме начальника, появились старший инженер по лесному делу, старший инженер по углю, техник по механизации погрузо-разгрузочных работ и транспортно-складским операциям. В Топливной инспекции стало четыре старших инженера и инженер-теплотехник. В более мощном составе возродился Отдел энергетического хозяйства, создали Торфяной отдел. Вместе с плановиками, бухгалтерами, работниками АХО в управлении стало 33 человека. А 5 августа 1943 года Ленгорисполком принял решение «Об организации Технического совета при Топливо-энергетическом управлении Исполкома Ленгорсовета» — «для разработки мероприятий по максимальной экономии топлива и наиболее рациональных методов добычи и использования местных видов топлива… в составе наиболее квалифицированных научно-технических работников и специалистов города Ленинграда по энергетике и теплотехнике».

Страшному дневнику, в котором она заполнила всего 9 страниц. И который стал одним из главный скорбных символов Великой Отечественной войны. Дом — полная чаша: отец Тани был предпринимателем, владел в Ленинграде собственной пекарней, булочной-кондитерской и даже кинотеатром. Но в 1930-е частную собственность начали отчуждать, а частников из Ленинграда ссылали за 101-й километр. Туда отправилась и семья Савичевых. Отец Тани сильно переживал случившееся, ведь он теперь не мог достойно содержать свою большую семью. В конце-концов стресс, безденежье дали о себе знать — Николай Савичев заболел раком и скончался 5 марта 1936 года. Потерявшая кормильца семья вскоре смогла вернуться в Ленинград. Как раз под квартирой ближайшей родни — братьев отца Тани, дяди Васи и дяди Лёши. Жизнь потихоньку налаживалась. Пришёл 1941 год. Летом Таня с мамой планировали съездить в гости к родственникам в Дворищи, сначала хотели поехать все вместе, но потом решили, что брат Миша поедет первым, а Таня с мамой уже после: не хотели оставлять бабушку одну в её день рождения — 22 июня. Таня с мамой остались в Ленинграде… Семья Савичевых помогала Красной армии, как могла: сестра Нина рыла окопы, Женя сдавала кровь для раненых, Таня собирала бутылки для зажигательных смесей, Танина мама шила форму для солдат, а Лёка вместе с дядей Лёшей и дядей Васей отправились записываться на фронт. Но из военкомата их послали по домам — у Лёки было плохое зрение, а дяди уже давно «переросли» призывной возраст. Как-то, убираясь дома, Таня нашла забытую её сестрой Ниной записную книжку. Часть книжки была заполнена записями Нины, а вот другая — с алфавитом для телефонных номеров — оставалась нетронутой.

С днём космонавтики!

Мука в центре такого мешка была еще сухая, а мокрую сушили и эту корку перемалывали для производства хлеба. Первые рейсы по Дороге жизни везли муку — такую нужную для блокадного хлеба. Везли из-за тонкого льда сначала на подводах и только позже — на грузовиках. Несмотря на круглосуточную работу Дороги жизни, первая зима в Ленинграде стала самой суровой, в ее ходе блокадный хлеб сохранил жизнь сотням тысяч наших соотечественников, а ведь это были крохи по современным меркам. С хлебом связаны и подвиги, и потери. Например, известна история Даниила Ивановича Кютинена, ленинградского пекаря. Умер, но не взял ни крохи блокадного хлеба себе. Посмертно Д. Кютинен внесен в книгу памяти блокады Ленинграда. Говорят, что у блокадного хлеба не было ни вкуса, ни запаха. Вокруг пекарен не распространялся такой хорошо знакомый нам аромат от теплой свежеиспеченной буханки хлеба.

Но у блокадников другое мнение: «До сих пор помню этот маленький, толщиной не более 3 см, черный, липкий кусочек.

Умер, но не съел ни грамма выпекаемого хлеба для других людей. Сейчас, в наше время, такое просто невозможно понять… В свидетельстве о смерти Даниила Ивановича, выданном 4 февраля 1942 года, причиной гибели указана дистрофия. Кютинен был этнический финн, похоронен на Шуваловском кладбище. Внесен в книгу памяти блокады Ленинграда.

Юный разведчик совершил немало подвигов, но предатели выдали его фашистам. Мальчишке было 14 лет. Но туда отрезаны все пути. Витя вызвался провести их, ведь он знал все окольные дороги и тропы. Так он стал разведчиком.

Я только развязала рюкзак и вынула бутылку кефира, как что-то тихо загудело и люди закричали, что тревога.

Я стала собирать вещи не очень-то спеша, как делала это в Ленинграде во время тревоги. И вдруг над головой зажужжали немецкие самолеты и где-то рядом забабахало". Это были первые залпы в моей жизни, и я очень испугалась.

Запихнув вещи в рюкзак, я кинулась за нашими, которые неслись к придорожной канаве. Все мы легли плашмя в канаву, я накрыла голову рюкзаком. До сих пор не знаю, были ли это бомбы или зенитки, но что-то так громко бабахало, и казалось, еще ближе, ближе и вот разорвется над нами.

Но вот стало утихать, и потом совсем стало тихо. Мы поднялись из канавы бледные, все в пыли. Таня Вассоевич "Опять залпы.

Мы бежали к парку, а военные, стоявшие на карауле по дороге, указывали нам путь, смеялись и говорили: "Ничего, привыкнете! Несмотря на то, что Тане было всего 13 лет, она сама занималась организацией похорон — маме уже не позволяло здоровье, она не смогла даже прийти на похороны сына, не было сил. Спустя месяц не стало и Ксении Платоновны.

Тане удалось уговорить сторожа Смоленского кладбища вырыть могилы. В своем дневнике девочка нарисовала карту кладбища и схему расположения могил своих родных: она надеялась, что после войны обязательно найдет их и установит на могилах памятники. При этом, описывая все, что было связано с датами смерти и захоронения близких, Таня использовала особый шифр, который придумала сама.

Эти страницы она потом заклеила, "чтобы никто не видал самого сокровенного". Толя плакал — это растрогало меня больше всего. Вова и мама похоронены в настоящих гробах, которые я покупала на Среднем проспекте у второй линии за хлеб.

Худяков вырыл за крупу и хлеб. Он хороший и взял с меня, что у меня было и не ругался и был добр ко мне. Я не понимала, не верила...

Яркое солнце. Я иду в детскую больницу на 3-й линии. Взять свидетельство о смерти.

Таня пыталась эвакуироваться через Нефтяной геологоразведочный институт, где работал ее отец, месяц собирала необходимые документы. Уехать в эвакуацию удалось только 2 апреля 1942 года. В конце мая Таня добралась до родственников, которые жили в Грозном.

Весь путь в глубь страны Таня зарисовывала на страницах дневника. С отцом девочка встретилась только в декабре — уже в Алма-Ате. В Ленинград они вернулись после победы.

Главная запись в дневнике сделана красным карандашом: "Сейчас сказали, что кончилась война. А ждала ли я его? Да, я повторяла за всеми: "Скорей бы кончилась война!

Может, я немного боялась этого дня; я считала, что встретить его я должна, как-то серьезно, что к этому времени должно что-нибудь произойти. Мне хотелось встретить его как-нибудь серьезно, чтобы я в это время где-нибудь по-настоящему работала. У меня не было радостного веселья, у меня была какая-то строгая радость.

Я танцевала и пела, но мне пожалуй больше хотелось сказать людям что-нибудь такое, чтобы они стали бы сразу смелыми, честными, добросовестными и трудолюбивыми. Чтобы они поняли, что же в жизни есть хорошее, когда бывает действительно весело, а действительно бывает только тогда, когда ты сделал какое-нибудь трудное и благородное дело, и потом веселишься. Тогда веселье и счастье бывает настоящее".

После войны Таня Вассоевич закончила художественное училище и архитектурный факультет Ленинградского инженерно-строительного института ЛИСИ. Много лет Татьяна Николаевна преподавала детям живопись и всегда твердила своим ученикам: "Ведите дневник, потому что дневник — это история! Он честно записывал эти трагические переживания в свой дневник, доверяя ему страшную правду, которую утаивал от мамы и сестры, пряча от них крохи скудного пайка.

Юра родился в Ленинграде 2 сентября 1925 года. Записывать все, что с ним происходит, он начал, как и Таня Вассоевич, в первый день войны, 22 июня 1941 года. Юру и Иру их мама Антонина Михайловна воспитывала одна: отец ушел из семьи еще в 1933 году.

Она была интеллигентной, начитанной женщиной, работала заведующей библиотечным фондом в обкоме. Когда началась война, Рябинкины решили остаться в Ленинграде. Осенью мама посоветовала сыну поступить в военно-морскую спецшколу, чтобы в дальнейшем у него было больше шансов эвакуироваться, но Юра не прошел медкомиссию: у него была сильная близорукость и проблемы с легкими хронический плеврит.

В день начала блокады Ленинграда, 8 сентября 1941 года, Юра сделал в дневнике такую запись : "Дали тревогу. Я и внимания не обратил. Загремели разрывы бомб.

Один за другим оглушительные разрывы, но стекла не дребезжали. Видно, бомбы падали далеко, но были чрезвычайно большой силы. Я с Ирой бросился вниз.

Взрывы не прекращались. Я побежал обратно к себе. Скоро дали отбой.

Полнеба было в дыму. Бомбили гавань, Кировский завод и вообще ту часть города. Настала ночь.

В стороне Кировского завода виднелось море огня. Мало-помалу огонь стихает. Дым, дым проникает всюду, и даже здесь ощущаем его острый запах.

В горле немного щиплет от него. Да, это первая настоящая бомбежка города Ленинграда. Что-то эта ночь принесет?

В спецшколу не иду. Получаю паспорт. Остаюсь в школьной команде.

Прошу маму эвакуироваться, чтобы иметь возможность учиться. Пока езжу на окопы. Через год меня берут в армию.

Убьют не убьют. После войны иду в кораблестроительный институт или на исторический факультет. Попутно буду зарабатывать на физической работе сколько могу.

Итак, долой политику колебаний! Сегодня иду в школу к 8. Если мама придет раньше, скажу ей мое решение.

Кроме того, решил тратить на еду себе начиная с завтрашнего дня 2 рубля или 1,5. Мое решение — сильный удар для меня, но оно спасет и от другого, еще более сильного удара. А если смерть, увечье, то все равно.

Хорошо, очень хорошо, что у мамы еще есть Ира. Итак, из опасения поставить честь на карту я поставил на карту жизнь. Пышная фраза, но верная".

Эх, поскорее бы смерть пришла. Как бы так получилось, чтобы мама не была этим сильно удручена". Юра Рябинкин "Черт знает какие только мысли лезут в голову.

Когда-нибудь, перечитывая этот дневник, я или кто иной улыбнется презрительно и то хорошо, если не хуже , читая все эти строки, а мне сейчас все равно. Одна мечта у меня была с самого раннего детства — стать моряком. И вот эта мечта превращается в труху.

Так для чего же я жил? Умру, так родину защищая". Как и в других блокадных дневниках, характер записей Юры со временем меняется, и изменения эти, хотя и постепенные, но очень явные и жуткие: от первых переживаний войны и размышлений о планах на дальнейшую жизнь он переходит к полному отчаянию и одному-единственному желанию — поесть досыта.

Мама ей говорит, чтобы она успокоилась. Мне в то же время говорит, что Ире давали борщ в столовой и фасоль со шпиком, а Ира говорила, что ее от них тошнит и не стала есть. А съела оставшиеся полплитки шоколада, и только.

Сама не ест и на меня злится! Я, говорит, голодная хожу! А кто ей мешает пообедать?

Мне уже мама начинает говорить, что надо привыкнуть к мысли, что если накормят человека днем тарелкой супа, то и будь доволен. Я не ем даже половины, четверти того, чтобы себя насытить… Эх, война, война…" 29 октября 1941 года "Я теперь еле переставляю ноги от слабости, а взбираться по лестнице для меня огромный труд. Мама говорит, что у меня начинает пухнуть лицо.

А все из-за недоедания. Я хотел на днях заняться алгеброй, а в голове не формулы, а буханки хлеба. Сплю одетый, слегка прополаскиваю разок утром лицо, рук мылом не мою, не переодеваюсь.

В квартире у нас холодно, темно, ночи проводим при свете свечки". Значит, 3 дня буду сидеть голодом полнейшим. Еле ноги буду таскать, если буду жив-здоров.

Опять перешел на воду. Распухну, ну да что же… Мама заболела. И не на шутку, раз сама признается в своей болезни.

Насморк, кашель с рвотой, с хрипом, жар, головная боль… Я тоже, наверное, заболел.

Блокадному Ленинграду посвящаю......

Про силу духа	Сила,честь и стойкость этого человека просто не поддаются описанию. / На фото Кютинен Даниил Иванович, 1883 года рождения, житель Ленинграда. По профессии был пекарем, в годы блокады выпекал блокадный хлеб. Умер от истощения 3 февраля 1942 года в возрасте 59.
Каннибализм в блокадном Ленинграде	пекарь блокадного Ленинграда Он умер от истощения 3 февраля 1942 г. в возрасте 59 лет прямо на работе. Умер, но не съел ни грамма выпекаемого хлеба. Похоронен на Шуваловском кладбище.
Пекарь блокадного Ленинграда, умерший от истощения	18 января 1942 года на дежурстве в госпитале скончалась от истощения Анна Давидовна Каминская-Перельман. 16 марта 1942 года Яков Перельман скончался от общего истощения, вызванного голодом, в осаждённом немецко-фашистскими войсками блокадном Ленинграде.

Другие статьи в литературном дневнике:

Герои блокадного Ленинграда. Вечная память
Правила комментирования
Похожие материалы
Блокадные дневники 2. О запрете дистрофиков
Картофельные поля близ Марсова поля
Голодный понос в блокаду

Во время блокады, сотрудники ВИРа умирали от голода в кабинетах, заставленных элитными семенами

Несмотря на это, в свидетельстве о смерти причиной указана дистрофия. Мучаясь от голода, как и все жители блокадного Ленинграда, Даниил Кютинен не позволил себе съесть ни одной лишней крохи и скончался прямо на рабочем месте 3 февраля 1942 года. 3 февраля 1942 года он умер прямо на работе в возрасте 59 лет от истощения, не съев ни грамма больше положенной нормы хлеба. Пекарь-технолог блокадного Ленинграда Анна Алексеевна Капустина вспоминала: «Смены длились и по 16, и по 18 часов, в цеху — морозно. Больная Аля работала весь январь и февраль 1942 года, хотя у неё не было теплой одежды. К весне «хранительницей» высотных объектов Ленинграда осталась одна Фирсова. Александра Пригожева умерла от истощения в марте 1942 года. первый космонавт Республики Куба и Латинской Америки, Герой Советского Союза и Герой Республики Куба, совершивший в 1980 г. полет в составе международного экипажа на корабле «Союз-38». Февраль. 1942 год 3 февраля. Умер от истощения 3 февраля 1942 года в возрасте 59 лет.

Умер, но не съел ни грамма выпекаемого хлеба

Части первой линии и экипажи боевых кораблей — 500 грамм, остальные воинские части — 300 грамм. Хлебные карточки были именными, их потеря грозила голодной смертью. В этих страшных условиях реального голода Кютинен Даниил Иванович из тех, кто выполнил свой гражданский долг до конца, кто не раз мог спастись, используя служебное положение, выжить за счет других — но не пошел на это. Эти люди и есть настоящие герои блокадного Ленинграда.

Лёка умер 17 марта в 5 часов утра. Дядя Вася умер 13 апреля в 2 часа ночи. Дядя Лёша 10 мая в 4 часа дня. Мама — 13 мая в 7:30 утра 1942 года. Савичевы умерли. Осталась одна Таня. Вот этот дневник, записанный в записной книжке старшей сестры. К счастью для потомков, Таня ошиблась в двух предпоследних строчках. Савичевы умерли не все. Та самая старшая сестра выжила в эвакуации. Именно она обнаружит по возвращению из эвакуации в старом блокноте эти записи и передаст своему знакомому Льву Ракову, который поместил дневник в экспозиции выставки «Героическая оборона Ленинграда». Есть распространенное мнение, что Танин дневник был представлен на Нюрнбергском процессе в качестве обвинительного документа против нацистских преступников. Но скорее всего, это просто красивая легенда. Все документы того процесса остались в Нюрнберге, их не возвращали «домой». Как бы там ни было, о Тане в Советском Союзе узнали из этих строчек. Однако долгое время никто не знал о дальнейшей судьбе их автора. Выжившая сестра сначала надеялась, что она вернется в Ленинград, потом надежда пропала… А многие люди еще до середины 60-ых годов верили в то, что Таня живет где-то и продолжает вести свой дневник. Только в 1971 году стала известна точная дата ее смерти — 1 июля 1944 года.

Какими все-таки Людьми были наши предки! На фотографии Кютинен Даниил Иванович, 1883 года рождения, житель Ленинграда. По профессии был пекарем, в годы блокады выпекал блокадный хлеб. Умер, но не съел ни грамма выпекаемого хлеба.

Сам хлеб резко поменял свой состав. Целлюлоза помогала делать хлеб объемным. Постепенно количество ржаной муки уменьшалось. И все равно спасительный хлеб казался самым вкусным яством. Пекарь Даниил Иванович возвращаясь с работы, наблюдал истощенных и голодных людей. Он видел как гибнут соседи, как постоянно кого-то хоронят, слышал плач детей.

Вопросы к викторине по блокаде Ленинграда

Пекарь Кютинен Даниил Иванович, житель Ленинграда, в годы блокады выпекал хлеб. Умер от истощения 3 февраля 1942 года в возрасте 59 лет прямо на работе. пекарь блокадного Ленинграда, умер от истощения 3 февраля 1942 года в возрасте 59 лет прямо на работе. Умер, но не съел ни грамма выпекаемого хлеба. В феврале 1942 года ТЭЦ заработала. Она давала городу не много электроэнергии, но ее хватало, в частности, на то, чтобы в апреле в Ленинграде возобновилось движение трамваев. Прорыв энергетической блокады состоялся 23 сентября 1942 года. 3 февраля 1942 года в блокадном Ленинграде умер от голода Даниил Иванович Кютинен, один из самых честных и порядочных людей нашей умер прямо на работе,в пекарне,в возрасте 59 от истощения не съев ни грамма больше положенной нормы хлеба. Такие, как Кютинен Даниил Иванович, пекарь, умерший от истощения 3 февраля 1942 года в возрасте 59 лет прямо на работе. Умер, но не съел ни грамма выпекаемого хлеба.

Блокадные дневники 2. О запрете дистрофиков

Продолжаю тему блокадных здесь: Вот автор журнала пишет: Интересный факт: весной 1942 года был введён запрет на термин, т.е. врачам было предписано не писать про смерть от дистрофии (истощения), а также не выписывать освобождения от работы на. Умер Кютинен Даниил Иванович от истощения (DS: Дистрофия) 3 февраля 1942 года в возрасте 59 лет прямо на работе. Умер, но не съел ни грамма выпекаемого хлеба. Похоронен на Шуваловском кладбище. Внесен в книгу памяти блокады Ленинграда. В январе 1942 года от голода умер хранитель риса Дмитрий Сергеевич Иванов. В его рабочем кабинете остались тысячи пакетиков с зерном. Весной 1941 года на Павловской опытной станции под Ленинградом сотрудники института, как обычно, высадили коллекцию картофеля. Умер, но не сел ни грамма выпекаемого хлеба для других людей. Похоронен на Шуваловском кладбище. Внесен в книгу памяти блокады Ленинграда. На элеваторе в голодный год, Спасая от бесхлебия народ, Хлеб уложив в последний грузовик, Голодной смертью умер большевик. Зарыт он в поле, как в село идешь.

Почему ленинградцы вели дневники во время блокады

Блокадный хлеб: символ жизни и надежды
Герой - Поросёнка.нет
Правила комментирования
Пекарь блокадного Ленинграда

Блокадные дневники

Сейчас кусок хлеба — самое главное. Кусок хлеба — жизнь! Выдач нет и сегодня. В нашем неприкосновенном, аварийном запасе имеется полкилограмма рису и 2 килограмма овса, банка какао и сахар. Вот и все. Вчера и сегодня пришлось тронуть и этот неприкосновенный запас. А дальше что? Когда съедим и это? Противно думать, что впереди. Как оскаливший зубы волк, поджидает нас голодная смерть... Но еще несколько слов для будущего читателя этих строк.

Есть и такие "персонажи" даже на моем малом радиусе: у соседей на кухне, где все они живут, сидит "оборонная дама", т. Она имеет возможность приобретать вещи за хлеб, крупу, масло, свиную кожу. Ей нужны самые изысканные вещи: белье, туфли, скатерти, полотенца, и за них она дает: кило хлеба за большой, хорошо сохранившийся ковер, горсточку пшена и несколько кусочков сахару за лампу, за туфли — 500 грамм рису и 250 грамм хлеба, за какую-то вещь — кусок свиной кожи. Голодные соседи только этим и держатся. Дама же "оборонных дел" себя не обижает... Значит, есть среди нас, голодных, в Ленинграде и сытые!.. В августе 1942 года Князевы будут эвакуированы в Казахстан. В Ленинград они вернутся в 1944-м, Георгий Алексеевич продолжит трудиться в Архиве. Он скончается в 1969 году, Мария Федоровна переживет мужа и успеет передать его дневник Даниилу Гранину и Алесю Адамовичу — писатели включат воспоминания Георгия Князева в свою "Блокадную книгу". Как и все блокадные дневники, записи Марии Машковой — уникальный документ эпохи.

Она тщательно фиксировала события своей жизни, прервавшись только один раз за всю блокаду — от усталости, голода и домашних забот о муже и двоих детях вести дневник не было ни сил, ни желания. В мае 1942 года, перечитывая написанное, Мария Васильевна воскликнет: "Писать больше не могу. Но спустя полгода вернется к своим заметкам. Насколько много боли и страданий в этих записях, и настолько же много в них силы и жизни. Как будто о Машковой сказаны слова Ольги Берггольц, дружбу с которой Мария Васильевна пронесла через все годы : "Дыша одним дыханьем с Ленинградом, я не геройствовала, а жила". Семья лежит больная, Ольга Федоровна свекровь М. Скоро уже месяц, как умерла с голода Анна Яковлевна Звейнек жена коллеги М. Через две комнаты от нас, в нежилой пустой комнате, лежит второй мертвец, ее дочь Ася Звейнек, тоже умерла от голода, пережив мать на 12 дней. Ася умерла у меня в двух шагах от моей кровати, и мы с Всеволодом муж М. Кладбища наполнялись незахороненными мертвецами, последних привозили и сваливали, а то и просто подбрасывали под ворота чужого дома, в подъезды.

Позже появились гробы напрокат, а затем свозили мертвецов в районные морги на салазках, просто запеленутых в простыни, одеяла, тряпки. Очень часто в магазине, на улице слышался истошный раздирающий крик, и уже по крику знаешь: украли карточки, вырвали из рук хлеб и т. Мрачно и тяжко, спасает только звериное равнодушие к человеческому страданию. Вначале очень остро воспринималось: зашатается , упадет человек на улице, пройти равнодушно не можешь, стараешься поднять, поддержать, позднее поняла, что самое большее — можешь прислонить к стене дома, где он неизбежно умрет, ведь "скорая помощь" умирающих не берет. Таких падающих с каждым днем становилось больше и больше, падали на мостовой, панели, в булочных, магазинах, учреждениях, уже не было сил поднять и прислонить к стене, и я стала проходить равнодушно". Ну и что? Окаменевшее состояние родилось во мне со смертью Коли Молчанова муж О. С ним ушла часть моей жизни, моей внутренней жизни, наиболее светлой, радостной, бескорыстной. Я рассердилась, ушел такой человек, допустили, что ушел такой человек, быть может, единственный из 1500 000, светлый, гуманист, мыслитель, с такой человеческой улыбкой, такая умница. Останется и выживет такое хламье, такое хамье.

Что же это такое? Быть может следует жить не удивляясь, не пугаясь, холодно, равнодушно, жестко. И я так стала жить, быть может, слезы, которыми я оплакивала смерть Коли, были последние слезы. Спасает, как говорит Ольга, микрожизнь: принести воду откуда-нибудь с Гороховой, сварить на палочках обед, который является центром дня, ватными ногами измерить лестницу до 5 этажа, стащить парашу и вылить ее среди двора — вот что спасает от мыслей, от ощущений, а многих от сумасшествия". Город заметно опустел, его можно назвать не только вымирающим, но и мертвым. Неужели же все-таки ежедневно умирает 50 000! На 1 января продуктовых карточек было выдано 4 900 000, на 1 февраля 3 500 000, а по улицам продолжают везти на санках узенькие, сухенькие почти детские трупики с черными, высохшими лицами". Народ продолжает падать на улице, я опять сегодня видела, как прислоняются к стене, присаживаются на полпути обессиленные, умирающие люди. Все это надо видеть, среди этого надо жить, чтобы на всю жизнь пронести память о проклятом времени. Барановский Кстати о ценах, не мешает записать кое-что.

Хлеб на рынке снизился с 600 р. Папиросы растут в цене, твердо 5 р. Сливочное масло — 2000 рублей. Сварим последний суп, крупа еще не выдается, 150-ти гр. За детей раньше дрожала, теперь притупилось чувство страха, надвигается нечто неизбежное, во мне силы иссякают. Завтра разрешу детям распечатать последние, аварийные плитки шоколада. Я серьезно при первой возможности создам для детей и Вольки и супы консоме с блинчиками, пирогами, и язык с горошком, и слоеные трубочки с безе. Довольно жить наспех, на ходу есть, кое-как, невкусно, несытно. И с этой стороны жизнь должна выглядеть празднично, человек вправе наслаждаться едой". Истощение достигло предела, и я, самая предусмотрительная, беспечно живу сегодняшним днем.

Это по-настоящему огромная радость, мало того, что это может составить питание семьи на весь день, видеть в Ленинграде мандарины и лук. Может быть, сегодня единственная семья в Ленинграде видела и обладала подобными вещами. Они там за кольцом, так же, как и все за пределами Ленинграда, не знают истинного положения у нас". Ради этого нового, совершенно необычного восприятия, хочется выжить и жить. Жить действительно будем по-новому, вернее заново. Кто полон желанием жить и крепко создавать новый быт — это Всеволод. Он неутомим, тащит всю семью, строит широкие планы о новой квартире, жжет в печке рухлядь, покупает книги, решил купить "Библиотеку поэта", сидит вечерами, подсчитывает крупяные и сахарные возможности, добывает у спекулянтов хлеб, носит из столовой обеды. Руководство хозяйством незаметно перешло в его руки, я оказалась, вопреки всем хвастливым уверениям, беспомощной и годной лишь на подсобную работу". По дороге считала кандидатов в мертвецы, тех, которые уже не могут самостоятельно передвигаться, их ведут, везут на санках или тащат, насчитала 20 человек и бросила, т. Истощение в последней стадии как-то особенно заметно в последнее время, может быть, яркое весеннее солнце подчеркивает контраст жизни и смерти".

Снега на Невском нет, трупы везут на детских колясках или просто на листе фанеры. Вчера была на Надеждинской, вызывала врача к Всеволоду, проходила мимо морга, грузили огромную семитонную машину трупами, нагруженная с верхом она вмещает более 100 чел. Трупы узенькие, высохшие, с виду кажется только подростки. Сторож морга объяснил мне, что таких машин в день не одна вывозится, прикинула в уме приблизительную смертность в настоящее время, выходит не менее 200—300 тысяч в месяц. Подкашивает население цинга". По нашей квартире можно видеть разрушительную работу голода. Много черных, изъеденных цингой бродит, опираясь на палку, еще больше лежит, ожидая смерти. Мучительнее всего для меня было перенести смерть Игоря Климашевского сын коллеги М. Смерть целиком на совести матери, которая, озверев от голода, столкнула в могилу единственного, горячо любимого сына, потерявшего карточку. Смерть была мучительна и трагична, мне ее не забыть.

Я ежедневно прохожу мимо одного из детских домов, ежедневно вижу детей с острыми синими лицами, с тонкими ножками, с тоскующими глазами. Всех их подобрали около трупов, у всех у них позади страшная драма. Можно ли жить после этого? Люди обеспеченные не хотели за бесценок мотать фамильные драгоценности, бриллианты. Вначале вымерли старики мать, отец , затем дяди, тети одна из тетей — лучший консультант Детского Коллектора , осталась в живых Зина Пресс — работник Отдела комплектования. Она постепенно слабела и слегла, за ней взялась ухаживать какая-то добрая знакомая, которая, собрав все фамильные бриллианты и золото, захлопнула дверь и ушла, оставив в запертой комнате Зину Пресс. Конечно, та умерла от голода. Когда через некоторое время вскрыли комнату, нашли в квартире достаточно трупов. Таких много. Все есть, вплоть до людоедства.

Писать больше не могу. Исполкома о новой норме хлеба. Рабочим — 600, служащим — 500, иждивенцам и детям до 12 лет — 400. Сегодня не раздумывая ели три раза кашу и даже с сухофруктами и яичным порошком. Я меньше говорю о голоде, потому что сильно сдает Всеволод. Молчать о еде и работать или читать — вот что можно противопоставить постылому неотвязному чувству". День начался в 6 утра, кончился в 3 ч. Вернулся Всеволод из госпиталя, и по этому поводу суета и оживление. Утром успела вымыть пол, устала до дрожи в ногах, но настроение великолепное. Глубоко за полночь сидели и говорили, бестолково и горячо, а главное — каждый с полуслова понимал другого.

Тепло и светло на душе". С утра дети ушли на рыбную ловлю. Вадик сын М. Вскоре начался жесточайший обстрел района, дети не являлись. Я потеряла обычную храбрость и заметалась в панике, около часа я уже ревела и не находила места. Из читального зала от книг подняли 2-х врачей на перевязку, третий врач, тоже читатель ГПБ, пришел с улицы и принял активное участие в событиях. Дети отсутствовали, я плакала и гладила белье, чтобы чем-нибудь заняться. Кровь не успели затереть, а на Невском опять полно народа, на остановке у трамвая густо, бренная сущность граничит с цинизмом. Можно сгребать лопатами руки и ноги, складывать на грузовики куски человеческого мяса, а потом вернуться к своим домашним делам". В 1944 году Мария Машкова вновь приступила к учебе в аспирантуре, в 1946-м защитила кандидатскую диссертацию, а в 1972-м — докторскую и стала одним из ведущих специалистов в области истории русской библиографии.

Долгие годы она работала в Публичной библиотеке, а еще занималась семьей и детьми: кроме родных дочки и сына, Мария Васильевна и ее муж Всеволод Александрович Марин в 1943 году взяли под опеку двух осиротевших малышей сотрудницы библиотеки и воспитали их. Умерла Мария Машкова в октябре 1997 года.

В месячнике участвовало свыше 200 тысяч горожан. С сентября по декабрь1942 года они заготовили 1165 тыс. Начинались морозы, и МПВО разрешили ломать дома с помощью взрывчатки… Главное и определяющее событие первой половины 1943 года, конечно же, — прорыв вражеской блокады. Восстановилась, хоть и суженная, трудная, но все-таки почти полнокровная транспортная связь со страной и районами Ленинградской области по железной дороге и водным путям. Больше внимания стало к нуждам топливоснабженцев и энергетиков.

В Топливно-энергетическое управление стали поступать сведения о воздействии войны на подчиненные хозяйства. Специально созданная комиссия сообщила: 21 ноября 1941 года бомбой повреждено здание по проспекту 25-го Октября, 30 ныне — Невский пр. Законсервированный коксогазовый завод на Обводном, 74 бомбили и обстреливали не менее десятка раз: в октябре 41-го, в марте и апреле 42-го особенно интенсивно — 4 апреля: разрушена проходная, две стены в заводоуправлении, первое хранилище газа… , в марте, июне, августе 1943-го… В итоге, «под горячую руку», в августе 1093 года появилось короткое решение за подписью председателя горисполкома П. Попкова и секретаря Ленсовета А. Бубнова: «Снять с работы начальника Топливно-энергетического управления т. Цветкова А. Появились лишь добавления.

И, прежде всего — новая для ТЭУ задача обеспечения городского хозяйства и населения торфом. Торф, как и дрова, был важнейшим блокадным топливом. Трест «Ленгосторф», его предприятия разрабатывали торфяные болота даже тогда, когда от 40-градусных морозов выходили из строя паровозы и трескались переводные стрелки узкоколеек в местах добычи. Управляющий трестом Л. Черняк, сообщив о выполнении приказа Военного совета Ленфронта от 25 января 1942 г.

С начала войны был бойцом противопожарного звена. Николай Леонтьевский.

Агрометеоролог Николай Леонтьевский Научная деятельность Николая Петровича Леонтьевского, старшего научного сотрудника отдела агрометеорологии, была связана с оборонной тематикой. В дни блокады был бойцом противопожарного звена. Георгий Крейер. Ученый Георгий Крейер Один из основоположников современной фитотерапии во многом благодаря его исследованиям солодка, белладонна, валерьяна сейчас широко используются в медицине. Георгий Карлович Крейер родился в 1887 году в Петербурге. Окончил церковно-приходскую школу, вторую гимназию императора Александра I, поступил на естественное отделение физико-математического факультета Петербургского университета. Освоил несколько иностранных языков, обладал энциклопедическими познаниями в самых разных областях.

Но страсть у него была одна: лекарственные растения. В 1926 году пришел во Всесоюзный институт растениеводства. Параллельно заведовал кафедрой лекарственных растений химико-фармацевтического факультета 1-го Ленинградского мединститута. Помимо научных работ выпускал популярные сборники о фитотерапии «Аптека под ногами». Исследователь был уверен, что о лекарственных растениях должны знать даже дети, поэтому регулярно публиковал просветительские статьи в журнале «Костер». С началом войны был бойцом противопожарного звена ВИРа. Анисия Мальгина.

А в институте она была заведующей архивом. За его сохранность отвечала и в первые месяцы Великой Отечественной войны, дежуря при налетах в противопожарном звене МПВО. В начале 1942 года умерла от истощения. Григорий Рубцов. Ученый Григорий Рубцов Старший научный сотрудник отдела плодовых культур Григорий Александрович Рубцов — один из тех исследователей, благодаря которым даже в условиях сурового климата стали выращивать груши. По сей день эта работа не потеряла актуальности. А родился будущий ученый в январе 1887 года в селе Новиково Козловского уезда Тамбовской губернии в крестьянской семье.

Окончил церковно-приходскую школу, несколько лет работал учителем в сельской школе, поступил на физико-математический факультет Петербургского университета. Это было весьма непросто: как правило, в главный вуз страны поступали после окончания училищ и гимназий. Но Рубцов блестяще окончил вуз. В 1924 году он устроился в питомник Ивана Мичурина в городе Козлове, проникся идеями селекционера. И в 1926 году, переехав в Ленинград, стал работать во Всесоюзном институте растениеводства. Ученый исследовал ареалы распространения груши на Кавказе, в Крыму, Средней Азии. На помологических станциях в Крыму и в Адыгее Рубцов собрал лучшие сорта и дикорастущие виды, какие только имелись в научных учреждениях СССР.

С первых дней войны был бойцом противопожарного звена в институте. Весной 1942 года умер от дистрофии по дороге из блокадного Ленинграда через Ладогу. На его груди нашли сохраненный мешочек с семенами. К началу блокады в коллекции Всесоюзного института растениеводства насчитывалось почти 1200 образцов картофеля. Опыты проводились на полях в Павловске. Но летом 1941 года фашисты подошли вплотную к нему, старшие научные сотрудники Абрам Яковлевич Камерз и Ольга Александровна Воскресенская начали эвакуацию образцов в Ленинград. Выкапывали кусты, которые успели дать клубни, вывозили их в хранилище совхоза «Лесное» краеведам это место известно как «Дача Бенуа».

Осенью Абрама Камерза призвали на фронт. Эстафету подхватил сотрудник отдела корнеплодов Вадим Степанович Лехнович, муж Ольги Воскресенской оба на фото … Супруги, жившие в скромной квартире на Некрасова, пришли в науку разными путями.

Кирова и Театра драмы им. Пушкина, оформил спектакли «Сказка о царе Салтане» и «Полководец Суворов». Сказки с его иллюстрациями были переизданы. Художник иллюстрирует роман Толстого «Петр I» и «Песню про купца Калашникова» Михаила Лермонтова, ему была присвоена научная степень доктора искусствоведческих наук. С началом войны семья переселилась в общежитие Академии художеств — в подвалы, которые звались «профессорский дот». В блокаду Иван Яковлевич поражал коллег силой духа, показывал египетские фотографии и рассказывал о своих путешествиях, стараясь отвлечь их от мыслей о голоде и холоде. Уже больной, работал под тусклым светильником над иллюстрациями к русским былинам, веря, что его родина выстоит: «Работа продолжается… Книга должна выйти, когда наступит победоносный мир.

Книга о нашем эпическом и героическом прошлом…» — писал в дневниках. Он сильно ослаб, страшно исхудал, есть уже даже не хотелось, уже почти не вставал с постели. Художник Владимир Успенский 6 февраля навестил мастера: «Он уже лежал, я сидел около него, было поздно, я страшно устал, хотел спать. И когда я утром к нему пришел, его уже не было в живых, его унесли из комнаты». В ночь на 7 февраля 1942 года Иван Яковлевич Билибин умер от истощения. Знаменитого русского художника похоронили на Смоленском кладбище… Вообще, у Билибина очень незаурядная судьба. На момент революции он был уже довольно известным художником, и в комиссарах духа самодержавия, тем более русского, не признал. Отчего, в 1920 году отчалил от крымского берега и приплыл в Египет. Сначала осел в Каире, потом в Александрии, откуда перебрался в Париж.

Делал декорации для театров, иллюстрировал европейских сказочников — однако же тосковал по Родине. Березы и, вероятно, таинственные русские мухоморы, которых очень много в творчестве Билибина, нестерпимо тянули обратно. Назад его вез теплоход «Ладога».

Пекарь блокадного Ленинграда, умерший от истощения

Под эту мелодию немцы начинали бомбить Ленинград. Когда первый раз Галя увидела грузовик, доверху набитый трупами, она закричала: "Мама, что это? Вроде люди?! Они шевелятся! Нет, они не шевелились. Это от сильных порывов ветра качались свесившиеся руки и ноги. Постепенно глаз привык к обледенелым мертвецам. Каждый день специальные похоронные бригады прочесывали подъезды, чердаки, подвалы домов, закоулки дворов и вывозили трупы на ближайшие кладбища.

Галя знала все подробности захоронения от друга отца. Во время блокады его приняли в похоронную бригаду. Как-то девочка увязалась за ним на работу... В районе Пискаревского кладбища рыли огромный глубокий ров, складывали туда штабелями трупы, сверху прокатывали катком, опять складывали и опять прокатывали, и так несколько слоев. Потом засыпали землей. Часто длинные рвы готовили саперы, складывали туда трупы и взрывали динамитом. В самом начале блокады еще существовали какие-то подобия гробов, потом стали заворачивать трупы в простыни, коврики, портьеры, на шее завязывали веревку и тащили до кладбища.

Предприимчивые люди организовали продажу так называемой "бадаевской земли", вырытой в подвалах сгоревших от вражеских бомбёжек Бадаевских складов. Это была грязь, куда просочились тонны расплавленного сахара. Первый метр земли продавали по 100 рублей за стакан, земля, взятая поглубже, — по 50 рублей. Газета «Аргументы и Факты Санкт-Петербург» в номере от 27. Блокада Ленинграда длилась ровно 872 дня. В осажденном городе, по разным оценкам, погибло до половины населения Ленинграда. За долгие месяцы блокады фашисты сбросили на Ленинград 150 тысяч тяжелых артиллерийских снарядов и свыше 107 тысяч зажигательных и фугасных бомб.

Они разрушили 3 тысячи зданий. Артобстрелы в блокадном Ленинграде были ежедневными: иногда фашисты атаковали город по несколько раз в день. Ежедневно от истощения умирали около 4 тысяч человек. Современники не смогли бы употреблять в пищу блокадный хлеб, потому что его готовили из практически несъедобных примесей. На стенах ленинградских домов установили 1500 громкоговорителей. Радиовещание в Ленинграде велось круглосуточно, и жителям города было запрещено отключать свои приемники: по радио дикторы рассказывали о ситуации в городе. Когда вещание прекращалось, по радио транслировали звук метронома.

Вместе с воинской частью юный разведчик перешёл из своего села в Чураево, затем в Кошлаково, Пенцево, Поляну и везде показывал свою смелость, удаль и находчивость. С разведчиками, а часто и в одиночку он ходил на задания, добывал сведения местах расположения врага. Однажды он доставил в штаб взятого им лично «языка», в другой раз в районе Крутого Лога вывел из окружения 150 советских солдат, которым грозила гибель… Фашистам его выдал житель села по фамилии Роганин, закоренелый враг советской власти. В конце июня 1942 года полицаи выследили юного разведчика. Под конвоем мальчика отправили из Устинки в Шебекино. На допросах фашисты пытались узнать от Вити, где находится партизанский отряд, но мальчик молчал. Тогда его начали пытать, выкололи глаза, сломали левую руку.

Бомбили гавань, Кировский завод и вообще ту часть города.

Настала ночь. В стороне Кировского завода виднелось море огня. Мало-помалу огонь стихает. Дым, дым проникает всюду, и даже здесь ощущаем его острый запах. В горле немного щиплет от него. Да, это первая настоящая бомбежка города Ленинграда. Что-то Ирина Зеленская 13 сентября 1941 года «Положение осложняется всесторонне. Наша артиллерия отвечает из порта, с линкоров и из самого города.

На станции было очень тревожно. С территории соседних заводов до трех часов ночи обстреливали из винтовок наши посты и даже прохожих на улице. Вчера вечером по дороге к трамваю я шла в толпе женщин с детьми и узлами, бегущих из этого района. Это был настоящий великий исход. Хлебный паек в 3 дня скатился с 400 до 200 гр. Преобладает физический страх перед бомбежкой». Лена Мухина «Я пока жива и могу писать дневник. У меня теперь совсем нет уверенности в том, что Ленинград не сдадут.

Сколько говорили, сколько было громких слов и речей: Киев и Ленинград стоят неприступной крепостью!.. Никогда фашистская нога не вступит в цветущую столицу Украины, в северную жемчужину нашей страны — Ленинград. И что же, сегодня по радио сообщают: после ожесточенных многодневных боев наши войска оставили… Киев! Что же это значит? Никто не понимает. Нас обстреливают, нас бомбят. Вчера в 4 часа ко мне пришла Тамара Одноклассница и подруга Лены. Первым делом мы пошли смотреть разрушенные дома.

Это совсем близко. Но с улицы разрушений не видно, они со двора. В соседних домах, в том числе и в доме Веры Никитичны, отсутствуют стекла. На площади Нахимсона в 4 местах взломан асфальт, это следы от бомб. Далее, по стороне, где зоомагазин, от загиба пр. Нахимсона до переулка, что напротив нового ТЮЗа, также отсутствуют стекла. Там в одном месте разрушены здания по обеим сторонам переулка. Переулок засыпан обломками.

Кругом ни одного стекла. Но страшней всего — это вид одного здания: у него срезан весь угол и видно всё: комнаты, коридоры и их содержимое. В комнате на 6-м этаже у стенки стоит дубовый буфет, рядом маленький столик, на стене висят это очень странно , висят старинные часы с длинным маятником. Ирина Зеленская 24 сентября 1941 года «С моей обеденной нагрузкой хлопот и беготни не оберешься, а также грубости и руготни. Я уже не раз слышала, что я съедаю чужие супы, позабирала себе все пропуска и т. Юра Рябинкин 25 сентября 1941 года «Сегодня я окончательно решил, что мне делать. В спецшколу не иду. Получаю паспорт.

Остаюсь в школьной команде. Прошу маму эвакуироваться, чтобы иметь возможность учиться. Пока езжу на окопы. Убьют не убьют. После войны иду в кораблестроительный институт или на исторический факультет. Попутно буду зарабатывать на физической работе сколько могу. Итак, долой политику колебаний! Сегодня иду в школу к 8-ми.

Если мама придет раньше, скажу ей мое решение. Кроме того: решил тратить на еду себе начиная с завтрашнего дня 2 рубля или 1,5. Мое решение — сильный удар для меня, но оно спасет и от другого, еще более сильного удара. А если смерть, увечье — то все равно. Хорошо, очень хорошо, что у мамы еще есть Ира. Итак, из опасения поставить честь на карту я поставил на карту жизнь. Юра Рябинкин 1 и 2 октября 1941 года «Мне — 16 лет, а здоровье у меня, как у 60-летнего старика. Эх, поскорее бы смерть пришла.

Как бы так получилось, чтобы мама не была этим сильно удручена. Черт знает какие только мысли лезут в голову. Когда-нибудь , перечитывая этот дневник, я или кто иной улыбнется презрительно и то хорошо, если не хуже , читая все эти строки, а мне сейчас все равно. Одна мечта у меня была с самого раннего детства: стать моряком. И вот эта мечта превращается в труху. Так для чего же я жил? Умру, так родину защищая». Ольга Берггольц 5 октября 1941 года «…Мы жили на дрожащей земле, под воющим небом.

Наш слух работал без нашего контроля, ловя каждый звук — не сирена ли? Не свист ли бомбы или снаряда? Не немецкий ли самолет? Наш или немецкий? Дома душили своих хозяев. В феврале 1942 года умер от истощения. Юра Рябинкин 14 октября 1941 года «Сегодня дома безобразная сцена. А съела оставшиеся полплитки шоколада, и только.

Сама не ест и на меня злится! Я, говорит, голодная хожу! А кто ей мешает пообедать? Мне уже мама начинает говорить, что надо привыкнуть к мысли, что если накормят человека днем тарелкой супа, то и будь доволен. Я не ем даже половины, четверти того, чтобы себя насытить… Эх, война, война… Сейчас хмурая пасмурная погода. Морозит, идет снежок». Юра Рябинкин 25 октября 1941 года «Только отморозил себе ноги в очередях. Больше ничего не добился.

Эх, как хочется спать, спать, есть, есть, есть… Спать, есть, спать, есть… А что еще человеку надо? А будет человек сыт и здоров — ему захочется еще чего-нибудь , и так без конца. А я вести его буду. Мама говорит, что у меня начинает пухнуть лицо. А все из-за недоедания. Она права, эта кошечка. Я сегодня написал еще одно письмо Тине Тина — тетя Юры Рябинкина. Дуранду прессовали в бруски, во время блокады из нее делали муку, варили супы.

Неужели эта посылка — вещь невозможная? Мне надо приучаться к голоду, а я не могу. Ну что же мне делать? Я не знаю, как я смогу учиться. Я хотел на днях заняться алгеброй, а в голове не формулы, а буханки хлеба. Прекрасная вещь, а для моего сегодняшнего настроения как нельзя более лучшая. Говорят, что на ноябрьских карточках все нормы прежние. Даже хлеба не прибавили.

Мама мне сказала, что, если даже немцы будут отбиты, нормы будут прежние… Теперь я мало забочусь о себе. Сплю одетый, слегка прополаскиваю разок утром лицо, рук мылом не мою, не переодеваюсь. В квартире у нас холодно, темно, ночи проводим при свете свечки». Положение с питанием в естественном порядке ухудшается с каждым днем. И все ожесточеннее становится борьба за каждый кусок, все более озлобляются люди. Вчера я была в тресте столовых. Нелегко было пробиться к нему и, главное, безрезультатно. А люди уповают на эти пропуска, как на спасение.

Юра Рябинкин «Занятия в школе продолжаются, но мне они что-то не нравятся. Сидим за партами в шубах, многие ребята совершенно уроков не учат. Значит — 3 дня буду сидеть голодом полнейшим. Еле ноги буду таскать, если буду жив-здоров. Опять перешел на воду. Распухну, ну да что же… Мама заболела. И не на шутку, раз сама признается в своей болезни. Насморк, кашель с рвотой, с хрипом, жар, головная боль… Я тоже, наверное, заболел.

Тоже жар, головная боль, насморк. Все из-за того, по всей вероятности, что, бывши на школьном дежурстве, мне пришлось пройти через три двора без пальто и шапки. А дело было в полночь, мороз… Учеба мне почему-то сейчас в голову не лезет. Совершенно нет желания учиться. Голова одними мыслями о еде да о бомбежках, снарядах занята. Вчера поднял корзину с сором, вынес во двор и еле обратно на свой 2-й этаж взобрался. Устал так, словно 2 пуда волок целых полчаса, как кажется, сел и еле отдышался. Сейчас тревога.

Зенитки бьют вовсю. Бомб несколько также было. На часах — без пяти 5 вечера. Мама приходит в начале 7-го». Юра Рябинкин 9 и 10 ноября 1941 года «Засыпая, каждый день вижу во сне хлеб, масло, пироги, картошку. Да еще перед сном — мысль, что через 12 часов пройдет ночь и съешь кусок хлеба… Мама мне каждый день твердит, что она с Ирой ест по 2 стакана горячего, с сахаром чая, по полтарелки супа в день. Не больше. Да еще что тарелку супа вечером.

Дмитрий Сергеевич скончался от голода 9 января 1942 года в своем рабочем кабинете, где хранились десятки килограммов риса, кукурузы, гречихи... Ольга Воскресенская и Вадим Лехнович, семейная пара, спасшая тысячи ленинградцев от голодной смерти, сохранив коллекцию картофеля… Откуда эти люди черпали силы? Как они смогли стать такими? Это даже не героизм.

Совесть дороже жизни! Подвиг блокадного пекаря Кютинена Даниила Ивановича.

2 февраля — 73 год со дня смерти поэта Даниила Хармса. Его жизнь хорошо показывает, насколько тяжело приходится творческому человеку в России, не включённому ни в один из извечных кругов – сислибов и чекистов, а отсюда – «уволенному» из своих. Умер от истощения 3 февраля 1942 года в возрасте 59 лет. Архипов Константин Матвеевич, 1901 г. р., рядовой 180-го стрелкового полка, призван из Ленинграда (Коломенская ул., д. 5-а, кв. 7). Умер в госпитале от истощения 14 февраля 1942. Место захоронения: Серафимовское кладб. Кютинен Даниил Иванович — пекарь блокадного Ленинграда, умерший от истощения 3 февраля 1942 г. в возрасте 59 лет прямо на работе. Умер, но не съел ни грамма выпекаемого хлеба. Похоронен на Шуваловском кладбище. Внесен в книгу памяти блокады Ленинграда. Кютинен Даниил Иванович — пекарь блокадного Ленинграда, умерший от истощения 3 февраля 1942 г. в возрасте 59 лет прямо на работе. Умер, но не съел ни грамма выпекаемого хлеба. Внесен в книгу памяти блокады Ленинграда.

Умер от истощения 3 февраля 1942 года

Похожие материалы